Memento mori — помни о смерти — древнеримский триумфальный ритуал. Суть его в том, что раб, приставленный к триумфатору во время парадного шествия периодически напоминал победителю, что тот смертен. Теперь триумфатором становится каждый скачавший на смартфон приложение WeCroak. Программа по несколько раз на день выводит на экран девайса цитату о смерти.
Доулы — специалисты, находящиеся при роженицах от схваток до завершения родов. Впрочем, сегодня появились доулы для умирающих. Они находятся рядом в процессе совсем иного рождения.
А ещё есть восьмидесятивосьмилетняя миссис Вейсбергер из Нью-Йорка. Она проводит мастер-классы FUN-eral (игра с английским funeral — похороны. FUN-eral — весёлые похороны).
Что мы ещё знаем об умирании и смерти? Уверен, что ничего, кроме «надо отпеть у попа и посыпать куда-то землю», «подать записки», «9 и 40 дней», «водкой не поминают» и «портрет несут впереди гроба». Это, пожалуй, всё. Было бы это печально, если б не было так смешно.
Итак, сегодня неаккуратно, фрагментами затронем вечное. Единственно по-настоящему вечное, настоящее и реальное.
Разговоры о сексе не приведут к беременности, а разговоры о смерти не убьют вас
Эпиграф
В дневнике жены М.А. Булгакова есть запись: «6 марта 1940 г. Когда засыпал: «Составь список… список, что я сделал… пусть знают…». Был очень ласков, целовал много раз и крестил меня и себя — но уже неправильно, руки не слушаются… «Я даю тебе честное слово, что перепишу роман (Мастер и Маргарита, прим. 2802S), что я подам его, тебя будут печатать!» — А он слушал, довольно осмысленно и внимательно, и потом сказал: «Чтобы знали… чтобы знали«
The Positive Death
Натолкнулся в Telegram-канале Юрия Сапрыкина текст со ссылкой на штатовский таблоид. Вот мысли автора.
Интересная статья в The New York Times о том, как западное общество пытается переосмыслить смерть, найти новые интонации для разговора о ней — и вообще начать толком говорить о смерти.
Ведь нет ничего более тривиального и распространенного, чем смерть, с ней сталкивается или столкнется каждый. Но одновременно это та вещь, о которой мы предпочитаем говорить разве что грустным шепотом.
Разговор о смерти какое-то время был уделом отдельных субкультур (типа готов), но вот сейчас общество делает попытку встроить этот разговор в нашу будничную коммуникацию. Появляются «кафе смерти», где люди могут поговорить об окончании жизненного пути, есть специальные приложения, регулярно напоминающие вам о приближающейся смерти, существует целое движение людей, которые хотят превратить собственные похороны в праздник, а не мрачное событие.
Кризис религии привел нас к тому, что смерть, возможно, стала более трагичной перспективой, чем когда-либо. Думаю, подавляющее большинство людей нашего поколения не верит в то, что за чертой смерти их ждет какое-то продолжение, либо сильно сомневаются в подобной перспективе. Поэтому нам нужно искать какой-то новый взгляд на смерть, а то вгоним себя в мировую депрессию.
Зацепило
Сегодня-завтра поработаю с западной прессой: поперевожу, покручу смыслы, подумаю, надо ли делать публичный перевод, посижу-покумекаю, как об этом здесь рассказать, с какой стороны подойти к мирам иным да и надо ли. Надо ли публиковать что-то более, чем писано сегодня? Тему не закрываю — «чтоб знали…» и не были «от страха смерти всю жизнь подвержены рабству» (Евр. 2:15).
И правда, если об этом не говорим и если тема — табу, то всё позволено. Не потому что Бога нет, как написал однажды Достоевский, а потому что смерти «нет» — поэтому всё позволено. Человеку не избежать двух вещей: уплаты налогов и конечной станции. Впрочем, от налогов люди успешно уклоняются и остаётся последнее, чего уж точно не избежать.
Я оглянулся, освободившись из тепла Его ладоней
Я не агностик и не атеист, я радикальнее и утверждаю, что Бог действительно немыслим по причине нашей… невоскрешённости. Мы мертвы, а некоторые даже не похоронены — все в совокупности со Вселенной ждём воскрешения. Ждать, когда сказали что не придёт — это и есть христианство.
Ниже отрывок из приторной и незаконченной биографии, а также видео как троеточие. До связи.
…А дождавшись, я на минуту ослепну от невыносимого света белого блистания. Потом, когда измученный сумерками глаз чуть привыкнет, различу в сиянии Светил неясную береговую линию. Ещё через минуту почувствую, как сзади Кто-то тихонько закрыл мне ладонями глаза. Этот Кто-то улыбался — я чувствовал это телом и душой — всем собой и всем не собой, точнее, понимал, ловя солнечных зайчиков за инстинктивно закрывшимися веками под тёплыми ладонями, пахнущими абрикосом вперемешку с солью морской воды.
Его голос, смешиваясь с приятным шелестом листвы и отзвуками прибоя, зазвучал едва различимо.
— Привет, дружище…
Оглянувшись, я тихонько освободился из тепла Его ладоней. Да, это был Он. Я Его знал давно — Старинный Приятель с окраин холодного города. Там при встрече мы всегда крепко по-братски обнимались. И вот снова, без тени стеснения… как в драгоценном детстве, как много-много лет назад.
Он, стараясь показаться небрежным, показал, где вдоль линии прибоя могут жить мои старинные друзья, где тут можно повеселиться, а где отдохнуть и поразмыслить в одиночестве. Из дома, на пороге которого мы стояли, послышались звонкие, родные и желанные голоса.
Похлопав нежданного и милого Собеседника по плечу, улыбнувшись, весело заглянув на секунду в дом, я побежал вприпрыжку вниз по склону, влекомый едва различимой в бело-нежном сиянии Солнца лазурью океана, покорный мягкой музыке всё отчётливее слышимого шелеста волн…
Замечательно! Двигаемся дальше. Итак, мы вместе пережили первые впечатления, знакомство с новыми людьми, древними горными отрогами и океаном. Даже ограбление не преминули зафиксировать, как драгоценный опыт без которого никакое последующее путешествие не представляется теперь безопасным.
