«Думы мои – сумерки, думы – пролёт окна». Старался быть консервативнее, но не получается. Хочется идти в будущее, но не спиной вперёд, внимательно, изучающе всматриваясь в прошлое, выставляя знаменем жизни то, что уже призвано к смерти и получило своевременную повестку. Жизнь в музее, где «ничего руками не трогать» и вообще, только ходи и смотри. Отличная модель, которая работала и продолжит работать, собирать миллионы фанов. Понятие «работать» можно толковать по-разному даже с религиозных позиций, во имя религиозных целей. Можно говорить о духоносности старины и необходимости почтения к её представителям. Согласен полностью, но с учётом того, что в 33 можно было научить так, что за тобой или против тебя пойдёт всё человечество. Не хочется говорить много о Нём. Не хочется говорить, хочется молчать и медитировать на океан, но так сладко веет от наблюдаемых процессов забитым и забытым на месяц холодильником с выдернутой вилкой. Вспомнив, возвращаешься домой и слышишь соседское:
— Бабушка, дай ковёр выбью? Запах…
— Не трожь, непоседа! Пусть лежит!
А может от этих самых строк веет как-то не так? Возможно, но будьте искренны и ответьте честно сами себе на крайне важный вопрос. Касательно истоков. Где жизнь и что это такое? Старина не рождает и не продуцирует. Её функция – рассудить. Милость и суд, но никак не коронарная, обеспечивающая пульс и тонус. Когда вместо сердца аритмично бьётся печень, человека отправляют домой подлечиваться, дают первую группу. Тем не менее, геронтофилия на части евразийских территорий стала как джинсы – общеупотребительной. Большой театр есть не только в Москве. Актёрский состав не вызывает нареканий, но игра вызывает нежную, детскую жалость. Действительно, жалко. Жалко, оказывается, не только у пчёл. И если эти строки не явятся очередным бредом автора, то жалость станет общей и перерастёт в смех.
Здесь практически невозможно от души наслаждаться, здесь по-сути нечему радоваться до слёз. Здесь невозможно просмотреть дайджест местечковых новостей, чтобы не засмеяться. Над собой бы? Да ради Бога! Здесь хочется «спасаться», т.е. бежать. Но куда бежать? Не знает никто, не знает куда. От себя не убежишь, в особенности, если ты – это не только ты, но и время, в котором мы. Возможно, есть смысл устремиться в будущее, во future indefinite через пережитое настоящее, но только не ради славы прошлого. Возможно, ради триумфа будущего, которое вопреки всей липкой логике происходящего – существует. «Простирайтесь, забывая» где-то уже звучало.
Выступление женщины было отдушиной. Почти два часа типично малаховской дикции и тем не менее. Было не то, чтобы во всём правильно, но безусловно свежо, как Pepsi в июле, в Крыму. Оно так… правословно и из жизни, масштабно и в деталях. Посмотрите. Не всем понятно, не всем полезно. Лечит душу от старого и доброго, делая способным верить, что не всё поросло окладистой бородой истории, неаккуратно уложено в сундук с приданным. В сундуке пауки, елейно, благоговейно пробующие друг друга на вкус и жемчужные узоры, радующие глаз, пожалуй, только археологов искусства. Ладно, хватит. Теперь Екатерина Шульман: Будущее семьи, частной собственности и государства.