Почему бы не озаглавить так публикацию? Есть же где-то у Акунина «Чапаев и пустота». Сегодняшний текст вызван жаждой не утерять навык составлять слова и из них абзацы. Как и любая другая человеческая способность — эта требует упражнения. Поэтому, использую любую свободную минуту, чтобы:
- быть в тонусе первоклассных текстов;
- пересмотреть список неправильных глаголов в английском;
- написать что-то в блог.
Новостная лента меня интересует, но мало ввиду того, что толку от неё никакого. Толк, впрочем, у всех разный. Мой толк не заточен на кривотолки.
Итак, тексты. Спасибо, О., за возможность прикоснуться к невероятным по своей архитектуре тестам А. Платонова. Помнится, учитель Литературы (за которую в аттестате у меня справедливая тройка) рассказывала об особом языке автора, о потрясающей, наполненной глубочайшими образами, специфике его произведений. Я забыл, как зовут учителя сразу по окончании школы… Впрочем нет! Вот прямо сейчас вспомнил! Кажется, Юлия Робертовна. Это она нам так ярко рассказывала про почти живой образ паровоза в устах одного из героев Андрея Платоновича, что я запомнил! О, чудо! И… спасибо ей за тот тройбан в аттестат, а в особенности за то, что продолжала работать учителем в девяностые. Вот с тех самых пор не брал Платонова в руки. А тут, на тебе, прочёл «Котлован» за несколько дней.
Иногда важно читать такое. Болезненно тошнит от «доступных» текстов, постепенно становящихся хорошими, но интерфейсами. Цифровизация. Она везде! О ней так много трепались на последнем «Давосе»! О ней все футурологи! Перефразируя В.И.Ленина, «Будущее — это есть Искусственный интеллект плюс цифровизация всей Земли». Простите, нынче цитирую В.И. — прочёл не без интереса большое хрущёвское издание биографии вождя. Если кто не следит за модой — мир уверенно левеет по всем фронтам. Я тоже испытываю это влияние. Точнее не испытываю, а усуглубляю. Первым в моей жизни уверенно-неосознанно политически левым была (и осталась) бабушка. Я не признаю правды за левыми, но сердцем с ними. Таково человеческое нутро или по-другому, счастье несовершенства.
Итак, почти весь доступный и необходимый в повседневной жизни текст подгоняется осознанно и неосознанно под стандарт «понимания» машиной, алгоритмами считывания и преобразования. Но Платонова точно не считает робот, не переведёт Google. Это сложные на вкус и цвет произведения, почти каждый раз с крайне непростым послевкусием. Безо всякого преувеличения можно констатировать такое последствие прочтения — решительное расширение применительных границ родного русского. Это не машинный текст и не набранная в погоне за тысячами просмотров стройная высотка из букв от копирайтера. Это тяжёлый ЖИВОЙ текст, после знакомства с которым ты снова с радостью возвращаешься до поры до времени к своему любимому Грину или N-ну. Возвращаешься немного другим — как-будто живым и здоровым после небезопасного и не бесполезного дальнего путешествия к острову сокровищ.
Кстати, есть ещё люди с фамилией Грин. Одна из них — Vivian Greene. Я толком не знаю, кто она. Что-то вроде писательницы, художника и предпринимателя в одном лице. Таких много в Instagram. Совершенно случайно натолкнулся на постер с цитатой. Сама ли она это придумала или благополучно позаимствовала? Очень похожее произносили в своё время Будда, Константин Кинчев и Алиса Фрейндлих.
«Жизнь — это не об ожидании, когда пройдёт ливень. Это об умении танцевать под ним»
Похоже на правдоподобную, работающую формулу с конечно же имеющими место быть исключениями: если у тебя сломана нога, то не до танцев. Не знаю, зачем вставил сюда эту цитацию. Так, безо всякого смысла, просто по причине минутной психологической свежести, последующей прочтению. Итак, заканчивается январь нового десятилетия и в завершение, немного Платонова в качестве дижестива.
— Ты зачем здесь ходишь и существуешь? — спросил один, у которого от измождения слабо росла борода.
— Я здесь не существую, — произнес Вощев, стыдясь, что много людей чувствуют сейчас его одного. — Я только думаю здесь.
— А ради чего же ты думаешь, себя мучаешь?
— У меня без истины тело слабнет, я трудом кормиться не могу, я задумывался на производстве, и меня сократили…
Новые землекопы постепенно обжились и привыкли работать. Каждый из них придумал себе идею будущего спасения отсюда — один желал нарастить стаж и уйти учиться, второй ожидал момента для переквалификации, третий же предпочитал пройти в партию и скрыться в руководящем аппарате, — и каждый с усердием рыл землю, постоянно помня эту свою идею спасения…