В своём интернет-дневнике отец Андрей Кураев высказался о сложностях с употреблением слова «трагедия» в богослужебном лексиконе. Высказался он так по причине того, что многие клирики (я полагаю, что большинство) вчера поминали жертв авиакатастрофы в Египте с помощью прошения «еще молимся о трагически погибших». Правды ради надо заметить, что это действительно фраза спорная. Почему? Что такое трагедия в исконном смысле слова и возможно ли применить слово трагедия в православном богослужебном прошении? И да и нет, но скорее да.
Во-первых, переводом, калькой слова «трагедия» на церковнославянский язык является термин отрицательный — «козлогласование», встречающийся в Типиконе и касающийся неуставного, театрального церковного пения. Напомню, — и тут отец Андрей несомненно прав, — что трагедия — это древнеантичная религиозная постановка в честь бога Диониса, где партии исполняли люди, одетые в шкуры животных (что-то отдалённо напоминающее современный Halloween), изображавшие сатиров, наполовину людей, наполовину козлов, наподобие нечести с картинок к детской книжке «О попе и его работнике балде». По словарю Фасмера от др.-греч. τράγος, «козел» + ᾠδή, «пение». Надо признать, что довольно быстро трагедия выросла в целостное театральное действие со сложнейшей структурой: декорациями, набором исполнителей, чётким делением. Её целью было очищение чувств и телесных кондиций зрителя, участника,
Совсем кратко разберём центральные понятия, используя не худшее для нашего случая пособие — хрестоматию для студентов филологических факультетов Н. Д. Тамарченко. Заострю внимание на определениях слов, данных Аристотелем в его Поэтике. Мыслителя не надо особо представлять. Работал он с греческим языком много раньше, чем наши церковные референты из Патриархии и противостоящие им публицисты. Даю буквально выжимки из текста хрестоматии для максимально удобного прочтения и усвоения.
«Катарсис (очищение). Фундаментальное понятие из поэтики Аристотеля, означает состояние, вызванное влиянием трагедии, которая показывая человеческий героизм, возбуждая восхищение и сочувствие, одновременно «очищает», освобождает от страха и жалости.
«Катастрофа» в драматургии, особенно в трагедии (Аристотель. Поэтика. 10) — решающий поворотный пункт чаще всего в окончании действия, приносит вводимое с помощью перипетии разрешение конфликта и определяет судьбу героя к худшему (гибель в трагедии). Не соглашаясь с тем приговором, который вынес искусству Платон за то, что оно, якобы, вынуждает зрителя испытывать нездоровые эмоции, которые следовало бы подавлять, Аристотель утверждает, что зритель, видя картину страданий в трагедии, не впадает во взволнованное или угнетенное состояние, а, напротив, в некотором роде освобождается. Наши субъективные, потенциально болезненные, эмоции под влиянием чувства жалости, которое мы испытываем к герою, распространяются за пределы нашей души, выходят во внешний мир. Таким образом, трагедия движет нас навстречу душевной гармонии.
«Катастрофа» (от греч. katastrophe — развязка) — последняя из четырех частей греческой античной трагедии. Это понятие в драматургии обозначает момент, когда действие приближается к своему концу, герой гибнет, расплачиваясь за свою вину или трагическую ошибку, принося свою жизнь в жертву и признавая содеянное. Катастрофа не обязательно связана с идеей рокового конца, но часто становится логическим завершением действия. По Аристотелю («Поэтика», гл. VII), зритель, следя за событиями трагедии, испытывает душевное волнение: сострадание к герою, страх за его судьбу. Это волнение приводит зрителя к катарсису — очищает его душу, возвышает, воспитывает его".
Выводы можно сделать такие. Действительно, трагедия — это исполненное сатирами произведение, но имеющее своей целью некий катарсис — очищение через огонь катастрофы и самих актёров (действующих лиц) и зрителей драмы. Надо заметить, что в античной драме актёр, исполнявший трагическую роль, нередко действительно погибал на сцене, если того требовал сценарий. Таким образом он «достигал» личного очищения и религиозного освящения. Если же катарсис не наступает и мы не получаем какого-либо возвышения в результате лицезрения трагедии, то она скверно написана, поставлена либо уже не является таковой по жанру.
В случае с самолётом, летевшим из Шарм-эль-Шейха мы видим все внешние составляющие античной трагедии, включая очевидный катарсис многих. Мы вполне можем применить в изначально греческом богослужении термин «трагедия» и козлы будут тут совсем не причём. С таким же успехом мы можем устранить из церковного лексикона имя Дионисий, в честь которого (бога винопития) и воспевали сатиры свои трагедии. Тем не менее, церковная традиция освятила это имя памятью первого Афинского епископа Дионисия Ареопагита. Так или иначе, рекомендую прочесть и мнение отца Андрея, расположенное в его LiveJournal.
0 ответов к “НЕМНОГО ИНФОРМАЦИИ ОТ АРИСТОТЕЛЯ ПО ПОВОДУ СЛОВОУПОТРЕБЛЕНИЯ”
Всё еще скорбим, ужасаемся. Не перестаём обсуждать случившуюся катастрофу. По радио услышал, что эта — «крупнейшая катастрофа за всю историю Российской авиации». Очевидно по числу погибших. И теперь, прочтя эту запись в блоге настоятеля, могу сказать: да, многие испытывают катарсис!
Касаемо словоупотребления — актуальнейшая тема вообще! Сплошь и рядом мы произносим слова, исконного значение которых не знаем. При этом каждый уверен в том, что в слове заключён точно тот смысл, какой лично он этому слову придаёт. Напоминает смешение языков при вавилонском столпотворении.
Говорю друзьям, собеседникам, да и сам себе: почаще заглядывай в словарь!
Саша, ты прав. Единственное, что нам не достаёт, так это смирения признать русский культурный феномен не то, чтобы вторичным, а полностью производным от культуры Византии, читай греко-римской культуры. Попытки ренессанса «чистого» славянизма как-то смешно и одиноко смотрятся. Еще отец Георгий Флоровский высказывался о том, что для понимания христианства русскому надо стать греком, а греку евреем. Тут слишком много правды, чтобы отмахнуться.