Рубрики
БЛОГЕР БОГОСЛОВИЕ ИГУМЕН СИЛУАН ИКОНОГРАФИЯ РАЗМЫШЛЕНИЯ святые

К ПРОШЕДШЕМУ ДНЮ АПОСТОЛОВ ПЕТРА И ПАВЛА

Пётр и ПавелВ силу того, что слово настоятеля не записывалось в праздник апостолов Петра и Павла немного прокомментирую мысли здесь. Ниже цитата из книги отца Павла Флоренского «Столп и утверждение истины» (Письмо XI. «Дружба»). Вообще очень даже настоятельно рекомендую прочесть эту небольшую главу (вот тут, например), мужественно превозмогая сложность непонятных слов и обилие ссылок на греческий. В тексте даны фундаментальные знания, с которыми только и можно осмысленно читать любую, даже простейшую святоотеческую литературу. Кроме того, в довесок к замечательной иконографии апостолов на заставке, посылая привет антитактильным ультраправым, привожу цитату из стихир на стиховне Великой вечерни Праздника, где речь идёт о супружестве Павла в отношении апостола Петра. Речь, естественно, не идёт о браке, но о древнерусском значении слова, обозначающего парную упряжку волов или лошадей, тянущих повозку или плуг. Отсюда и наше понятие о супругах в браке, которым надлежит тянуть сообща одну лямку, будучи очень и очень разными людьми. Апостолы тоже сильно разнились. Разнились настолько, что Церковь была вынуждена уже в самый ранний период своей истории объединить память этих людей одним днём. Только так, вопреки всему можно показать парадоксальное — единство Церкви в Теле её Учителя.

Радуйся Петре апостоле, искренний друже твоего Учителя, Христа Бога нашего: Радуйся Павле вселюбезнейший, и проповедниче веры, и учителю вселенныя: яко имея дерзновение, супруже святоизбранный, Христа Бога нашего молите спастися душам нашим.

Теперь Письмо XI. «Дружба».

«Чтобы хоть что-нибудь понять из беседы Господа с Петром (Ин.21:15−17), столь решающей, — по мнению католиков, — для обоснования их притязаний, необходимо считаться с разницею значений того или другого глагола любви. Воскресший Господь Своим двукратным вопросом указывает Петру, что он нарушил дружескую любовь — φιλία — к Господу и что теперь можно спрашивать с него лишь общечеловеческой любви, лишь той любви, которую всякий ученик Христов необходимо оказывает всякому, даже своему врагу; в этом-то смысле Господь и спрашивает: ἀγαπᾷς με.

Смысл вопроса очевиден; но, чтобы выразить его по-русски, требуется распространение текста, хотя бы такое: „Когда-то ты считался Моим другом. Теперь, после твоего отречения от Меня, даже и говорить о дружеской любви не стоит. Но есть другая любовь, которую должно питать ко всем людям. Имеешь ли ты ко Мне, по крайней мере, такую любовь?“. Но Петр даже слышать не хочет такого вопроса и твердит о подлинности своей личной, дружеской любви: „Φιλὦ σε - я друг Тебе“. Вот почему он „опечалился“, когда, несмотря на это двукратное заверение в его φιλία к Господу, Последний согласился лишь говорить о такой любви, и только теперь, при третьем вопрошании, сказал ему, скорее всего, тоном укора и недоверия: „Φιλεῖς με; - ты друг мне?“.

Сперва Господь вовсе не говорил о дружбе, и Петр относился к его вопросу спокойно. В Своей общечеловеческой любви к Господу он был настолько уверен, что сомнение в ней его не задевало, и он даже не считал нужным отвечать на тайный, безмерно-деликатный упрек, сквозивший в этих словах, — на фигуру умолчания. Быть может, он даже не понимал или не хотел понимать Господа в таком смысле. Так было дважды. Тогда Господь раскрывает Свою тайную мысль и прямо спрашивает о любви дружеской. Это-то и огорчило Апостола; „он восскорбел, что, — на третий раз, — Иисус спросил его: „Ты друг Мне?““ (Ин.21:17а). Так и улавливает ухо в прерывающемся его ответе слезы: „Господи! всё Ты знаешь. Ты знаешь, что я — друг Тебе — σύ γιγνώσκεις ὅτι φιλῶ σε“ (Ин.21:17б).

Имея в виду нетождественность слов ἀγαπᾶν и φιλεῖν, едва ли можно понимать всю эту беседу как восстановление Петра в его апостольском достоинстве. Трудно допустить подобный смысл уже потому, что Петр поступил нисколько не хуже (если только не лучше) в отношении своего Учителя, нежели остальные апостолы и, значит, если Петр потерял свое апостольство, то, не менее его, — и все прочие. Ниоткуда не видно и того, чтобы он, в качестве отступника, был отлучен от общения с „двенадцатью“; напротив, ни он на себе, ни другие на нем не видят какой-либо чрезвычайной вины. Но в чем, действительно, нуждался Петр, так это в восстановлении дружеских, личных отношений к Господу. Ведь Петр не отрекся от Иисуса, как от Сына Божия, не сказал, что отказывается от веры в Него, как Мессию (да этого с него и не спрашивали). Нет, но он оскорбил Господа, как друг своего друга, и потому нуждался в новом завете дружбы».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *